Суровую, холодную зиму, наконец, сменила весна. В городке Обыденсбурге выдался погожий денек. Солнце что есть силы старалось отогреть своими теплыми лучами промерзшую за долгую зиму природу. Навстречу солнечным лучам тянулась стеблями мать-и-мачеха. Освободившись из ледяных оков, ручейки прокладывали себе путь по каменным мостовым городка. Встречая весну, из отопленных домишек на улицу выползали горожане.   
Но было в городке такое место, где солнечное тепло ни за что не смогло бы растопить образовавшиеся там за многие годы ледники. И звалось это место городским судом Обыденсбурга. 
Конечно же, помещения здесь отапливали. Только вот от работников веяло холодом. 
Да, что там говорить о тепле, - даже ветрам справедливости дорога сюда была заказана.  
Нет, не то чтобы это место полностью отгородилось от окружающего мира. Здесь можно было без труда почувствовать на себе ливень бюрократизма, узреть океан безразличия и спуститься с высоких холмов безысходности прямиком в кратер хамства.    
Сегодня в городском суде Обыденсбурга царил ажиотаж. По большому счету, он царил там частенько, когда слушалось очередное дело мистера Злогфрида к какому-нибудь бедолаге, по печальному стечению обстоятельств, переступившему дорогу местному богатею. 
Хотя концовка такого события изначально была предрешена, местный люд все же был не прочь поглазеть на притеснение несчастных.  
В этот день зал судебного заседания был забит до отказа. Все скамьи для слушателей были заняты, некоторые граждане даже принесли из дому свои табуретки. Те, кто посмышленее, тоже прихватили на чем посидеть, только вот не для себя, а для продажи сидячих мест в аренду за пару серебряников. Самые стойкие, кому мест не хватило, были готовы «отстоять службу» во что бы то ни стало. 
Какой-то господин, видимо, знаток таких вот расправ, притащил с собой куриную ногу и флягу с портвейном. 
- Нутром чую, господа, все отымут! Все заберут! Как есть, все! – в предвкушении восклицал он, поворачиваясь то к одному, то к другому соседу по скамье. 
Газетчики, сидящие на почетных местах в первом ряду, вооружившись перьями, были готовы занести очередную победу мистера Злогфрида в грядущий репортаж.  
Бывший заведующий местным приходом, господин Пэнс, несмотря на обрушившиеся на него в почтенном возрасте глухоту и слепоту, не пропускал ни одного значимого события в городе. Конечно, многие бедняки сказали бы, что сии недуги настигли господина Пэнса гораздо раньше, и в особенности хорошо проявлялись при распределении денежных средств, поступавших от пожертвований, большая часть которых пошла на учреждение юридической конторы «Пэнс и Пэнни – юристы хоть куда» и постройку загородного дома. 
К счастью, глазами и ушами мистеру Пэнсу служил его не менее почтенный сын, Пэнс младший – он же священнослужитель того самого прихода, где некогда трудился его достославный отец. 
- Задержка в заседании, отец, – со скукой докладывал на ухо своему родителю, Пэнс младший. 
- Невозможно допустить! – сурово ответствовал тот, притопнув ногой, после чего снова обретал невозмутимый вид. 
 Судебные приставы окидывали толпу унылым взглядом и отправляли в воздух звучные зевки. 
Наконец, в зале появился судья, чей приход, как ни странно, не сильно повлиял на царившую в зале атмосферу балагана. 
- К порядку! – рявкнул судья Бэнкс и для пущей убедительности грохнул деревянным молотком по столу.  
Подобное требование вполне могло бы вызвать повиновение у жителей соседних городов, но только не у граждан Обыденсбурга, коим судья Бэнкс был известен не иначе, как «дятел». 
Но если дятел стучал клювом в целях пропитания, то для чего портил поверхность своего потертого стола мистер Бэнкс, оставалось для всех загадкой.  
- По делу «Злогфрид против хозяина лавки безделушек» приглашаются стороны! – объявил судья, - что за ерунда… какой еще хозяин лавки? – пробормотал он себе под нос, - а где же инициалы ответчика?! – прикрикнул судья Бэнкс на писаря, на что последний лишь угрюмо пожал плечи. 
Уверенными шагами, под одобрительные возгласы местной аристократии, по залу, постукивая тростью, прошествовал мистер Злогфрид.
Добравшись до места, предназначенного истцу, богатей с важным видом плюхнулся на стул, кивком головы поприветствовав судью. 
Следом за ним в зале появился пожилой мужчина в соломенной шляпе, не вызвавший особого интереса у толпы, как и прочие жертвы богатея. 
- Я объявляю слушание по делу открытым, - провозгласил судья и по традиции стукнул молотком по столу, - итак, стороны по делу, я жду ваших клятв в искренности приносимых вами суду показаний. 
- В моем слове, дорогой мистер Бэнкс, Вы можете не сомневаться, - не вставая, произнес господин Злогфрид, - оно так же крепко и основательно, как мои банковские счета.  
Писарь тут же отправился фиксировать судебный процесс. 
- Теперь перейдем к Вашей клятве, хозяин лавки безделушек, господин…ммм…, - судья сделал вид, что пытается вспомнить имя.  
Ответчик, как ни в чем не бывало, стоял перед лицом правосудия, молчаливо уставившись на судью Бэнкса. 
- Вы ничего не хотите мне сказать? – сердито произнес судья, так и не дождавшись ответа. 
- О, что Вы, конечно же, нет, - добродушно произнес хозяин лавки, -  Вы ведь пребывали в раздумьях, и я не хотел Вас прерывать. 
- Хм, я никак не припомню, как Вас зовут, - уступив наивности ответчика, произнес судья, - представьтесь, пожалуйста. 
- Вы все абсолютно верно сказали, - поспешил ответить мужчина. 
- И что же я верно сказал? – недоуменно произнес мистер Бэнкс. 
- Мое имя. 
- Но я не называл никакого имени, - непонимающе промолвил судья. 
- Нет, Ваша честь, назвали. Вы сказали «никак не припомню». Это и есть мое имя. 
Из зала послышались тихие смешки. 
- Ох, и не зря я сегодня сюда пришел! – радостно хмыкнул господин с куриной ногой, делая глоток портвейна. 
- Полоумного судят! - прокатилось по залу.  
 - Невозможно допустить! – проснулся мистер Пэнс после того, как сын довел до его сведения новый факт судебного процесса.  
- Но как это вообще может быть именем?! – вскипел судья Бэнкс. 
- Конечно, может. И оно звучит гораздо лучше, чем «хозяин лавки». 
Мистер Злогфрид презрительно хмыкнул. 
Не веря своим ушам, судья окинул взглядом собравшийся люд, словно взывая к помощи зала. Но зрители не горели желанием прерывать столь интересный ход событий и потому молча созерцали растерянный вид судьи. Писарь лишь пожал плечами. Мистер Бэнкс, крайне раздосадованный столь безрадостным началом судебного процесса, провозгласил. 
- Ну, что ж, пусть будет «никак не припомню». 
- Невозможно допустить! – вновь выказал недовольство мистер Пэнс.   
- Благодарю Вас, Ваша честь, большего я и не смел ожидать, - невозмутимо произнес ответчик. 
Судья внимательно всматривался в простодушное лицо ответчика, но, так и не найдя на нем тени насмешки, продолжил. 
-  В таком случае, ответчик, принесите перед судом клятву. 
- Прошу прощения, Ваша честь, но разве для того, чтобы говорить правду, необходимо давать клятвы? 
- Вроде дурак, а за словом в карман не лезет! – имел честь сообщить своим соседям господин с куриной ногой. 
- Делая поправку на незнание Вами законов, я, так и быть, напомню Вам, что имеется определенный порядок, который необходимо соблюдать всем без исключения, – сурово произнес судья Бэнкс.  
- Так и есть, Ваша честь. Но, боюсь, что я не могу согласиться со всем, что Вы сказали, - как ни в чем не бывало ответствовал мужчина в соломенной шляпе. 
- Что?! – собирая в кулак остатки терпения, рявкнул судья и по традиции наградил ударом молотка стол.  
Перья газетчиков спешили зафиксировать происходящее. 
- Исключения все же имеются. Да и как им не быть! Вот взять, к примеру, господина Злогфрида, который провел в моей лавке так много времени и ничего не приобрел. 
- Да, как ты смеешь, мерзкий старик! – прорычал аристократ. 
- Так вот, даже если бы сей господин и принес суду клятву по закону, - не обращая внимания на грубое высказывание, продолжал ответчик, - очень сомневаюсь, что она была бы искренней, ведь именно искренности господин Злогфрид предпочел коварство и лицемерие. 
По лицу аристократа было заметно, с каким трудом он сдерживает себя, чтобы не швырнуть в своего обидчика тростью.
- Невозможно допустить! – последовал комментарий бывшего заведующего местным приходом. 
Толпа забурлила, а приставы перестали зевать. 
- К порядку! – наконец опомнился судья, стукнув молотком по столу. 
Волнение в зале немного поутихло. 
- Ну, что же, - убедившись, что обстановка чуточку разрядилась, недовольно произнес судья, - будем считать подготовительный этап завершенным. 
- Именно это и заявила мне моя женушка, после того, как священник объявил нас парой перед Богом, - довел до сведения своих соседей господин с обглоданной куриной ногой. 
- Итак, требование господина Злогфрида к «никак не припомню», - из зала донесся приглушенный смех, -   основано на том, что лавка «никак не припомню», расположенная в переулке Правды, - кто-то захихикал, - находится там незаконно. Продавец безделушек, он же – господин «никак…» кхм…,- запнулся судья, с опаской глянув в зал, -  в общем, ответчик…на самом деле вводит покупателей в заблуждение и ничего не продает, а в связи с тем, что такое заведение не ведет торговли, то и не может считаться лавкой в привычном для нас понимании. Из чего следует, что данная собственность должна быть изъята из пользования ответчика и передана магистрату в лице господина Злогфрида. Все верно, господин Злогфрид?
- Конечно, мистер Бэнкс. Даже я не смог бы изложить яснее, - ответствовал аристократ. 

- Так, что Вы имеете нам сообщить по поводу предъявленных требований? – устремил взор на ответчика судья. 
- Только что, Ваша честь, прозвучало более чем подробное изложение событий…, - начал господин в соломенной шляпе. 
- Так Вы признаете требования господина Злогфрида? – с надеждой произнес мистер Бэнкс.
- Увы, нет, - под недовольное «хм» судьи и презрительный «кхм» аристократа ответил хозяин лавки, - я сделал бы это с превеликим удовольствием, будь в данном требовании упомянуто хоть что-то правдивое, кроме наименования переулка. Но дело, конечно же, не в этом…
- А в чем же тогда? Будьте так любезны пояснить суду и, по возможности, сделайте это в предельно сжатой форме, - сверившись с карманными часами произнес судья Бэнкс, чей мысленный взор в данный момент был устремлен на сытный обед, ожидавший его в ресторанчике неподалеку.    
- Именно это я и намереваюсь сделать. Ведь отнимать у Вашей чести обеденное время было бы непростительно с моей стороны, учитывая, что нынешний судебный спор, как и все предыдущие, уже предрешен, - добродушно ответил господин в соломенной шляпе, поймав на себе подозрительный взгляд судьи. 
- И действительно, это было бы вполне ординарное дело, если бы не одно «но»…, - продолжал ответчик, - дело в том, что это не я ничего не продаю, а у меня ничего не покупают. Что бы я не предлагал – спроса никакого. Потому и торговли нет. 
- Возможно, ваши товары попросту не отвечают требованиям покупателей? – снисходительно спросил судья.  
- О, нет, Ваша честь, боюсь, что дело обстоит как раз наоборот – покупатели не отвечают требованиям моих товаров, - заключил господин в соломенной шляпе, и в зале вновь забурлило. 
- Не вижу никакой логики в том, что вы только что сказали, - неодобрительно произнес мистер Бэнкс.
- Сперва я тоже так решил. Ведь как-то нелогично выходит, что господин Злогфрид ничего не собирается делать со своим коварством, мистер Пэнс – со своей жадностью, а его сын - с лицемерием…, -  заявил хозяин лавки под ругань аристократа. 
 - Невозможно допустить! – воскликнуло в унисон семейство Пэнсов.
- Но тут я все понял, - словно не замечая нарастающего шторма, продолжал ответчик, - ведь о каком спросе может идти речь при такой безысходности, свалившейся на этих несчастных людей! 
Судья Бэнкс пребывал в растерянности.    
- С самого детства господин Злогфрид не знал любви. Не знал он, что такое родительское тепло и забота. 
Если бы не приставы, аристократ наверняка добрался бы до обидчика и использовал свою трость не по назначению. 
- С ранних лет, хоть и будучи обеспечен всем необходимым, - не обращая никакого внимания на агрессию, продолжал хозяин лавки, - он буквально был брошен своими родителями в окружении слуг, котором не было до него никакого дела. Все, что малыш мог слышать от своего отца редкими поздними вечера, что нынешний парламент никуда не годится, и раньше порядки были куда лучше. Мать же ребенка предпочитала званые обеды обществу своего сына. Единственным утешением мальчика было смотреть через окно, как на улице играли соседские дети.  Но вскоре и эта последняя отрада превратилась для него в проклятие. Ведь любые контакты с простолюдинами ребенку были категорически запрещены! 
Господин Злогфрид стоял, не шелохнувшись, а лицо его приобрело бледный оттенок. 
Мертвая тишина воцарилась в зале суда. 
- Но не менее грустную историю мы услышим, если обратим свой взор на семейство Пэнсов, - продолжал ответчик, -  глава семейства - почтенный господин Пэнс, будучи управителем местного прихода, не был готов делить церковные пожертвования с нуждающимися. Чего уж говорить о душевном тепле и любви, которые он не отдал своей почившей супруге и Пэнсу-младшему. Даже стоя перед ложем умирающей жены, господин Пэнс не смог проронить слезу, как ни старался. Жадность и безразличие иссушили его душу. А как Пэнс младший нуждался в отцовском тепле! Но все, что смог дать своему отпрыску господин Пэнс, – это ледяное сердце и звон монет, который заглушил отзвуки душевных струн. 
Семейство Пэнсов, словно громом пораженное, лишилось дара речи.  
- Но какое это, черт возьми, имеет отношение к делу! – опомнился судья, стукнув молотком по столу. 
- А вот он вам сейчас скажет! – выкрикнул из зала господин с портвейном и подмигнул своим соседям. 
- Самое, что ни на есть, прямое, - ответил хозяин лавки, - так уж вышло, что мистер Пэнс и господин Злогфрид – давние знакомые. И, увы, их знакомство зиждилось исключительно на деньгах. Но в этом не было ничего предосудительного, за исключением того, что их совместный заработок был мошенничеством. 
Судья Бэнкс, смекнув, что пора заканчивать, что есть силы ударил молотком по столу, от чего деревянный молоток слетел с рукояти и покатился по полу. 
-   Достаточно! – рявкнул он. 
Но толпа была не готова прерывать повествование на столь интересном месте. 
- К порядку! – воскликнул хором зал. 
В особенности выделялся крик господина с портвейном. 
Не веря своим ушам, мистер Бэнкс вскочил со своего места.  
- Все вон из зала! – заорал он. 
Но «все» не желали уходить. 
Рассвирепев от такой наглости, судья дал команду приставам, - вывести всех!
Приставы взглянули на «всех», а «все», в свою очередь, уставились на приставов. 
Последние, рассудив, сколько на их плечи ляжет работы, посмотрели на судью. 
Судья тоже не терял времени даром и окинул взглядом «всех». После чего, удостоверившись, что «все» не желают уходить, а приставы не желают осуществить подобную затею, растерянно произнес, - что ж, продолжим! 
- Благодарю, Ваша честь, на большее я и не мог рассчитывать, - без тени усмешки произнес господин в соломенной шляпе, - из всех многочисленных махинаций, кои совершили упомянутые мной только что господа, можно отметить подтасовку выборов в магистрат и занятие господином Злогфридом должности председателя с правом распоряжения собственностью Обыденсбурга. 
- «Кажется, запахло жареным» – говаривал мой папаша, когда его почтенная женушка находила очередной тайничок с виски, - смел заметить своим соседям господин с портвейном. 
- Конечно, подобная власть лишь усугубила и без того плачевную ситуацию мистера Злогфрида, который, уходя из моей лавки, не только ничего не приобрел, но позабыл даже остатки своей совести. 
 Мистер Злогфрид был настолько взбешен, что переломил свою трость надвое. 
- И откуда же Вы все это знаете, господин ответчик? – сверкнул глазами судья, - какие у Вас имеются доказательства?!   
Хозяин лавки промолчал, внимательно посмотрев на мистера Бэнкса.
- Ага! Так это клевета! – стукнул кулаком по столу судья, - неуважение к суду! Зафиксируй немедленно! – бросил он писарю. 
- Вас я тоже не видел в своей лавке, - произнес господин в соломенной шляпе, - зато в компании мистера Пэнса и господина Злогфрида Вы заняли почетное место, о чем говорит успех магистрата во всех судебных процессах по изъятию имущества.  
- Да как ты смеешь! – завопили в унисон мистер Пэнс, господин Злогфрид и судья Бэнкс. 
- Что-то в этом роде ответил мой добрый друг полицейскому, который препровождал его в участок при взятии с поличным за кражу, - не мог не сообщить своим соседям господин с пустой флягой для портвейна. 
- Боюсь, что мне более нечего поведать суду, - печально произнес ответчик, - разве, что этого суда могло и не состояться, если бы вы были покупателями в моей лавке, - окинул он взглядом весь зал.  
- В таком случае, - рявкнул вышедший из себя мистер Бэнкс, - суд удаляется в совещательную комнату для вынесения решения! 
- Должен Вас огорчить, уважаемый судья, но это я удаляюсь для прогулки на свежий воздух, а Вам настоятельно рекомендую более не принимать поспешных решений в своей жизни и немедленно направиться в ресторан, чтобы, в конце концов, пообедать.
Получив за сегодня как хлеба, так и зрелищ, толпа, за исключением горстки аристократов, приставов и газетчиков, решила не останавливаться на достигнутом и тоже огорчить «правосудие».  
- Заседания объявляется закрытым! – проорал изрядно набравшийся господин, размахивая пустой флягой.
- К порядку! – ухнул зал. 
О случившемся в этот погожий весенний денек переполохе в городском суде газеты гудели ни один месяц. 
Поломанная мебель, разбитая люстра. Некто даже угодил в лоб судье куриной костью!
Заголовок: Злогфрид против «Никак не припомню. «Такое попробуй позабудь!» маячил на первой полосе. 
Бедный мистер Пэнс с тех пор лишился дара речи. 
Для тихого и спокойного городка и такой скандал!
Мистер Бэнкс счел своим долгом оставить место службы, предпочтя должность владельца ближайшего ресторана. 
Мистер Злогфрид после недавнего скандала вел себя как ни в чем не бывало, только вот сторожевых собак в его особняке изрядно прибавилось. 
«Странное дело», - подумал хозяин лавки, прогуливаясь после судебного заседания по переулку Правды, - «я так и не понял, кому это было нужно?».
«Одни хотели хлеба и зрелищ», - рассуждал он, - «потому и пришли в зал суда для потехи».
«Другие же - дать им все это, потому и пришли в зал суда для выступления».  
«Но при чем тут лавка безделушек с ее товарами, и кого из собравшихся она вообще интересовала, вот это вопрос…», - вздохнул господин в соломенной шляпе.